Какой же это миф. Самая натуральная действительность.
Как и Беломорканал, и другие "стройки коммунизма".
Цитата:
Королёв считался талантливым конструктором — в 26 лет он уже занимал должность дивинженера, что фактически равнялось генеральской должности. В 1933 году произошло эпохальное событие: московская ГИРД и ленинградская ГДЛ были объединены в одну организацию — Реактивный институт.
Это произошло благодаря Ивану Клеймёнову. Будучи начальником лаборатории, разрабатывавшей новейшие боеприпасы для РККА, он часто общался с Тухачевским. Они оказались единомышленниками, поскольку Тухачевский, в те годы ещё могущественный начальник вооружений РККА, увлекался различными новыми видами оружия и техники и уделял подобным разработкам много внимания. Именно благодаря распоряжению Тухачевского и был создан Реактивный институт.
Главой института стал Клеймёнов, а Королёв был назначен его заместителем. Он курировал направление летательных аппаратов, его главной задачей был создание ракетоплана, то есть самолёта с реактивным двигателем. Кроме того, он курировал разработку крылатых ракет.
Через некоторое время из-за расхождения во взглядах Королёв покинул должность заместителя директора, которую занял ленинградский сподвижник Клеймёнова Георгий Лангемак. Нельзя исключить, что именно эта рокировка впоследствии спасла жизнь Королёву, который получил немалый тюремный срок, но не был расстрелян. Видимо, следователи не сочли его достаточно близким к врагу народа Клеймёнову.
Реактивный институт проработал четыре года, но в 1937 году спокойной работе пришёл конец. В мае был арестован маршал Тухачевский и после крайне скорого следствия и суда — расстрелян. Между арестом Тухачевского и его расстрелом прошло менее трёх недель.
Но почему это событие оказало такое влияние на Реактивный институт, вроде бы достаточно далёкий от политики и придворных дрязг? Дело в том, что в сталинские времена действовал очень простой принцип: если один человек попадал в опалу, следом за ним преследованиям подвергались все люди, как реально входившие в группу его выдвиженцев, так и просто стоявшие рядом. Например, почти все видные деятели Коминтерна были расстреляны, поскольку организацией в своё время руководил Зиновьев. Коминтерн считался его вотчиной, и, значит, все люди, занимавшие там видные должности, должны были быть уничтожены, поскольку представляли опасность как зиновьевцы. Во всяком случае, именно такой была логика силовиков в те времена. Этим же были вызваны, например, чистки в НКВД после опалы Ежова, когда были расстреляны все видные чекисты, обязанные своим возвышением наркому Ежову.
Именно по этой логике арест расстрел Тухачевского означал очень серьёзные неприятности для руководства Реактивного института, который был создан усилиями Тухачевского, а значит, и многие ответственные работники там считались его ставленниками. А если Тухачевский оказался контрреволюционером, то и ставленников он выбирал себе под стать.
Тем не менее поначалу ничто не указывало на серьёзные неприятности. Незадолго до ареста Тухачевского Клеймёнов и остальные видные сотрудники института были награждены крупными премиями за достижения в разработке новейших образцов вооружения, а уже летом, через некоторое время после казни Тухачевского, Клеймёнов и его заместитель Лангемак были представлены к награждению орденом Красной звезды.
Возможно, про руководство Реактивного института и забыли бы, если бы активность не проявил Андрей Костиков, занимавший должность начальника отдела разработки жидкостных ракетных двигателей. Костиков находился в неприязненных отношениях с Клеймёновым и считал, что начальник зажимает его и не даёт хода его инициативам.
Костиков уловил тренд и понял, что близость Клеймёнова к Тухачевскому можно использовать против него. Обиженный инженер сигнализировал в партком: "Я утверждаю, что в производстве была явно принята система абсолютно негодная, тормозящая развитие. Это тоже не случайный факт. Дайте мне все материалы, и я со всей очевидностью докажу фактами, что чья-то рука, возможно по неопытности, тормозила работу и вводила государство в колоссальные убытки. В этом повинны Клеймёнов, Лангемак и Надежин в первую очередь".
В ответ разъярённый Клеймёнов пишет встречный донос в Экономическое управление НКВД: "В институте образовалась группа, игравшая активную роль в снижении темпов работ по реактивному вооружению. Она требует сокращения работ по пороховым ракетам и азотно-кислотным ЖРД для усиления работ по кислородному сектору. В состав группы входят Костиков, Тихонравов, Душкин, Корнеев (директор КБ-7, ранее также написавший донос на Клеймёнова Ворошилову)".
В результате в институте сложились две группировки: одна вокруг Клеймёнова, другая вокруг Костикова. В этой битве доносов верх взял Костиков — в ноябре 1937 года Клеймёнов и Лангемак были арестованы. Новым главой Реактивного института был назначен вызванный из Испании Борис Слонимер, а Костиков повышен в должности с начальника отдела до заместителя института, заняв место арестованного Лангемака.
Королёв и Глушко, по всей видимости, пытались остаться в стороне от этих отвратительных дрязг, однако победители требовали от них безусловной лояльности, а не добившись её, теми же методами стали действовать и против них. В январе и феврале 1938 года Глушко и Королёв были отстранены от работы, Королёв лишился должности руководителя отдела, а работы над его ракетопланом были прекращены.
Тем временем Лангемак после двух недель допросов с пристрастием сломался и подписал всё, что от него требовали. В начале января 1938 года Клеймёнов и Лангемак были расстреляны за участие в антисоветской троцкистской организации и вредительство, заключавшееся в торможении разработки перспективных образцов вооружения.
Через месяц был арестован Глушко. На свободе остался только Королёв, но и за ним вскоре пришли.
27 июня 1938 года Сергей Королёв был арестован. Его обвинили по самой тяжкой политической статье — 58-й, по двум пунктам: 58-7 — "Подрыв государственной промышленности <...>, совершенный в контрреволюционных целях путём соответствующего использования государственных учреждений и предприятий, или противодействие их нормальной деятельности" — и 58-11 — "Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений
|
А вот и тот самый нюанс, о котором было упомянуто выше:
Цитата:
Тюремное заключение, назначенное вместо расстрела, оставляло шансы Королёву.
Королёв не сидел сложа руки, написав председателю Верховного суда письмо с просьбой пересмотреть дело, в котором опровергал все обвинения.
После многочисленных ходатайств система дала обратный ход, дело инженера решено было пересмотреть. Однако государственный механизм был неповоротлив, и пока решение о пересмотре дела шло по инстанциям, Королёва этапировали на Колыму.
Условия жизни в лагере были адскими: отвратительный климат, тяжёлая физическая работа по 12 часов в день без выходных, скудное питание. Кроме того, интеллигентного Королёва третировали уголовники. В итоге от сочетания всех этих факторов Королёв заболел цингой и слёг. Его удалось выходить усилиями группы заключённых во главе с Михаилом Усачевым, бывшим директором Московского авиазавода, попавшим в лагерь после гибели Чкалова и знавшим Королёва ещё до ареста, а также лагерного врача.
Тем временем заветные бумаги наконец дошли до нужного адресата и Королёва вызвали из лагеря на пересмотр дела в столицу.
В Москву Королёв вернулся только весной 1940 года, спустя полтора года после осуждения.
Пересмотр дела состоялся, и хотя Королёв отказался от всех показаний, ему лишь незначительно сократили срок — до 8 лет. Но в лагеря инженер больше не попал. По поручению ближайшего сподвижника Берии Кобулова Королёву предложили написать заявление с просьбой использования его по специальности. Несколько месяцев, пока решался вопрос и письмо ходило по инстанциям, Королёв провёл в Бутырке.
Осенью 1940-го он наконец переводится в ЦКБ-29, т.н. Туполевскую шарашку, где в полутюремных условиях уже трудилась группа лучших конструкторов страны, подобранных самим Туполевым, также осуждённым.
Жизнь в шарашках была значительно более комфортной, чем в тюрьме, питание лучше, однако покидать её узникам строжайше запрещалось. Лишь изредка им позволялись встречи с родственниками. В отличие от лагерей, где заключённые, независимо от их специальности на воле, занимались тяжёлым физическим трудом, в шарашках все работали по своей специальности. Это была тюрьма, но тюрьма комфортабельная (по меркам того времени).
|
И хоть я предвижу в ответ на этот пост активацию граждан поражённых коммунизмом головного мозга, но, ничего не поделаешь, такова наша реальная история... |
